Иногда в жизни бывают оплошности, которые могут повлиять на исполнение чьих-то обязанностей. Иногда оплошности делают хуже, иногда огрехи только оттеняют индивидуальность. Сейчас же был случай, за которым скрывался страх несовершенства.
Джим знал, что является образцом безумия, эталоном, запертым где-то в палате мер и весов. Всех психопатов этого мира просто обязаны мерять его психопатией. Его безумием. Его жизнью.
Но увы все произошло быстро, неотвратимо. Как крушение поезда, когда мост взрывается, и вагоны падают, падают, и люди кричат в твоем воображении… Восхитительное зрелище для Джима, отвратительное для человечества.
Они никогда не могли сойтись в одной точке, поэтому мнение Джима вставало выше обычного. Пусть небольшой рост и опыт не давали ему той самой репутации, но это было неважно. Люди вообще не были важны для Джима. Статисты в его театральных постановках. Декорации - Лондон и его окрестности. И только он - ведущий солист. Да парочка тех, кто уже почтил своим присутствием его склеп. Несколько урн с безымянным пеплом. Легко и просто.
Но статисты это одно, а вот второстепенная роль в этом спектакле всегда отведена для полковника. Но в свете последних событий, случившихся по адресу Кондуит-стрит, 10, Джим не знал, что делать.
Невозмутимость и видимость он создавал прекрасно, но каждый раз ожидал подвоха от бессознательного выбора Морана. Да, полковник был все еще на его стороне, но надолго ли это? Что если события (назовем это так) изменили кое-что в его чувствах? Что если уважение к боссу пошатнулось, ведь даже великая китайская стена не выдержала в свое время? Что если…
Это доводило грани разума. Это повторение этих если в голове закручивало извилины в морские узлы, и Мориарти просто бесился, снова и снова гранича с состоянием полного безумия, в котором ему требовалась подпитка кровью. Чужой кровью, пролившейся на мостовые и улицы Лондона. Замкнутый круг именем гения.
Голова не оставалась ясной. И эта подоплека, игра в игре, все приходилось не ко двору, потому как Фирма еще только набирала обороты. Были те, кому это не нравилось. Были те, кто боролся еще с новой системой, пустившей корни на английском дне криминального мира. Мориарти свивал свое гнездо, но прутья все еще были недовольны.
Сейчас они оказались в ловушке. Запертые в подворотне двумя бандами, что еще как-то боролись за свою независимость. Тупик. Выход только один - убить всех. На что поставит Моран в данной ситуации? На гения, загнавшего их обоих в эту гребанную ловушку? Или же на самого себя, военного с прошлым в джунглях? И Джим до сих пор не сказал ему сам ли загнал их в этот угол, дав волю этим мстительным ублюдкам, у которых отобрал часть бизнеса или же ошибься в расчетах, проделывая свой очередной гениальный план.
Джим облизал губы, смачивая их слюной, и снова оглянулся. Они стояли в центре подворотни, но выходы контролировались стрелками обоих банд. Моран мрачнел. Моран выглядел сурово. Интересно, что роится в этой голове?
- Себастьян, нужно решать, - тихий голос, спокойная интонация.
Джим не хочет умирать. Еще рано. Еще не все успелось сделать. Еще столько всего не произошло под его началом, что умирать как-то невообразимо глупо. А умирать на улице возле помойки даже как-то пошло и красиво. Даже на пороге смерти эстетство не покидало его. Да и свой конец он должен выбрать только сам. Потому что случай и судьба - это все для обычных людей. Маленьких и немощных перед сильными мира сего. Он не они. Он сильнее, умнее, лучше.
- Моран, сколько их? - Джим знал, что полковник успел сосчитать. Это все военные штучки. Пока Джим лихорадочно решает между вариантами отхода, Моран делает тоже самое, вот только своими инстинктами.
Что если его главный инстинкт - избавиться от груза?
- Моран?
Джим скользнул ближе к полковнику, положил ладонь на грудь и отвел в сторону руку, сжимающую пистолет. Сердце Морана билось ровно, гулко. Как всегда в такой ситуации. Не человек на поле боя, а машина убийства.
Тогда еще он начал канатами привязывать его, сшивать их судьбы тонкими нитями, чтобы звенья событий и эмоций превратились в прочную цепь. Опутать их обоих, не оставляя просвета, чтобы преданность не предавалась сомнению, но Она подвела. Она дала почву для взращивания этих жидких сомнений в самой благодатной почве. И теперь перед лицом опасности, пусть даже не страшной, нет, у него оставался только один вопрос.
- Ты меня уважаешь? - Джим поднял лицо, всматриваясь в глаза Себастьяна. Его взгляд был вопрошающий, нейтральный. Он требовал честности. Чистой и незамутненной.

События развиваются как в плохом и дешевом боевике. Возможно Мориарти бы фыркнул от негодования и рассмеялся всем этим идиотам в их наглые рожи, что терлись на выходах, но его внимание поглощает Моран. Полностью и неотвратимо.
Свист пуль преграждает большое тело полковника. И Джим чувствует, как кровь сгущается и пропитывает одежду Себастьяна и его. Но это желание разве не очевидный довод?
Он не ответил на вопрос словами. Но ответил действиями. Ответил ли?
Закрыть босса от пуль привычное дело для тех, кто получает деньги на свой счет в конце месяца, в котором каждый ноль и запятая пунктуальны. Это осознанный поступок, правильно? Значит это уважение тоже пропитано осознанностью. Ничем иным, увы. Он сберегает свою курочку, что несет ему самые золотые и платиновые яйца. Разве не так бережливы все, кто проводит свою молодость под знаменами на полях в жарких странах? Разве не это вдалбливается в каждого малого, что стреляет меткими пулями по вражим физиономиям?
Проходят секунды, сворачивающиеся в клубок минут, а дальше по накатанной снежным комком они понесутся по склону времени, чтобы стать часом, часами, сутками… Все это неотвратимо, как и то, что это центр города. Значит скоро, совсем скоро появятся форменные идиоты, заглядывающие в рот безглазой Фемиде. Верящие в добро и справедливость. Как убого!
Они стреляют друг в друга. Они орут друг на друга. Они хотят его крови, его смерти. Они хотят отобрать обратно скипетр и державу, разорвать мантию и сбить корону с этой небольшой головы. Потому что никто не хочет быть побежденным умником с паспортом, где прописан «младенческий» возраст. Никто не хочет уступать новому пришлому человеку, возомнившего из себя самого интеллектуального преступника в городе. Никто не хочет признать, что это правда. Ему не хватает опыта, но ума хватает с лихвой на всех них взятых скопом. Стадом.
Джим улыбается. Он смотрит в глаза Морану и улыбается, когда тот отбирает беретту. Конечно, это его. Этот пистолет манит его с самого начала. С первого взгляда. Красивое смертельное оружие, лаконичное и стремительное. Гладкий металлический ствол, прохладный, а рукоять уже нагревается в ладони. Звук выстрелов любимым эхом отдается в его ушах. Джим улыбается. Искренне и фальшиво.
Джиму не нравится ситуация. Он все еще обеспокоен. Но звук полицейских сирен накладывается на звуки выстрелов новыми частотами, разбавляя барабанную дробь ярким фальцетом труб.
- Черт… Черт… Сматываемся!
О, эти строки лягут на их тела позже. Много позже Мориарти и Моран достанут их по одному. Изловят на дне, как рaguroidea, выгребут их из маленьких пустых раковин брюхоногих моллюсков и сварят вкуснейший суп, оторвав лапки, пока их подвижные глазки наблюдают за этим действом. О, они получат по заслугам. Все до единого.
Моран подает ему руку.
- Благодарю, полковник, - Джим трет лицо и отряхивает костюм. Такой дорогой, а так бездарно испачкан из-за своенравных ублюдков, что уже сверкают пятками в переулках.
- Нам тоже пара сматывать.
В этом они с Мораном солидарны. Джим кладет ладонь на растекающееся пятно крови, но полковник мотает головой и тащит его дальше. Им нужно попасть домой. Клуб уже не играет роли в этом канкане. Юбка задрана, щиколотки сверкают. Иииииха!
Смех булькает в горле. Нервный, истеричный. Он не любит, когда ему переходят дорогу. Он еще молод. И пора скрыть свой возраст за темным экраном монитора. За шепотом в трубку. За сурово сдвинутыми бровями Морана. Пора схоронить свою внешность за сотнями лиц, за буквами и поступками. Стать призрачным властителем этого лондонского дна.
Смех сушит горло. Скребет связки. Они тащатся целую вечность, но все же вот их родные стены и эта убогая собака со стесанной мордой. Будто говорящая всем-всем клиентам, что тут вершится, увы, не слепое правосудие, а просто безликое возмездие над скупостью судьбы. Никакой судьбы нет, конечно же. Но кому дело до теории вероятности, если обычные люди так хотят верить в высшие силы? Он может примерить мантию высшей кары. Надушенный паричок и туфли с пряжкой. Он может отстучать положенное молотком по поверхности кафедры. Он может дать все, что они захотят. Он может взять все, что они не предложат.
Он не замечает фигуры, идущей по улице, погруженный в мысли о произошедшем в этих стенах совсем недавно. Он снова не понимает, какой ответ Морана его удовлетворит. Он не знает, как отразится эта оплошность на всем том, что он выстроил своим непосильным вкладом в смешивании их в одом стакане. Он не замечает эту фигуру. Моран вероятно тоже не придает значения. Полковник ранен.
- Мориарти, получай, - выстрел гремит совсем рядом.
Джим оглядывается на человека, который совсем близко. Его дыхание сбивается, но гений цел. Нет ни единого повреждения, кроме выпачканного костюма да пары крупных ссадин. Боли нет. Но адреналин выстреливает петардой в кровь, увеличивая зрачки, сужая сосуды.
Моран инстинктивно словил еще одну пулю. Вот теперь это тот ответ, что ему нужен.

Дверь отгораживает их от всего мира. Дверь захлопывается, пока некоторая часть Фирмы начинает чистить улицу от всего, что могло бы навести на след. Джим смотрит на полковника и облизывает губы.
Все не так уж радужно, как могло бы показаться на первый взгляд. Ничего личного, только тонкий расчет? Тонкий просчет и много личного уже закончилось. И нет, уважение осталось на нужном уровне. И даже Моран сам не понял, что только что сделал, доказав своему боссу всю свою преданность. Не только деньги. Не только опасность. Джим Мориарти - вот, что теперь удерживает его от смерти. И что ведет к ней.
  - У моего, как ты выразился, ублюдского поведения всегда есть причины, мой дорогой Себастьян, - он отвечает совершенно лаконично, чуть растягивая гласные. - Тебе ли не знать.
Он сдергивает пиджак, испачканный в крови, кидает на пол перед лестницей. И поднимается на второй этаж, зная, что Моран следует за ним. В Себастьяне еще циркулирует адреналин, дающий не падать сразу от потери крови. Минимальной, но все же сосуды уже надорваны, и то, что дает жизнь, уже капает на пол, даря возможность умереть. Шока нет, пока. И это хорошо.
Вслед пиджаку на полу оказывается галстук. Дорогая полоска ткани расценивается сейчас как удавка на шее, мешающая свободе действия. И крайне неуместная. Рукава рубашки закатываются на пороге ванной, где Джим оглядывается в поисках аптечки. Хорошей добротной аптечки, где есть много того, что не могло пригодится обычным людям. Даже сверх того, что может пригодится парамедикам. Он сам когда-то спрятал ее здесь, зная, что понадобиться для вот таких вот случаев. Он не вызывает Маккола, бессмысленно тревожить доктора по таким мелочам. Сам справится, в конце-то концов, он резал себя с подросткового возраста. Уж с парой ран от пуль должен уметь справляться тоже. Гений-консультант к вашим услугам, сэ-э-эр.
- Сядь, - он говорит это с тем нажимом, что не подчиниться невозможно. Даже если ты тот сотрудник, что может говорить иногда нет. Сейчас это не обсуждается. Хотя когда что-то могло обсуждаться? Но Моран же не согласен, увы. И слава хаосу. Если бы он подчинялся во всем безукоризненно и точно исполняя волю Мориарти до последней точки, подавляя свое творческое начало, не было бы это той самой скукой, от которой Джим бежит всю свою разрушительную жизнь?
Джим выходит из ванной в комнату, сохраняя сосредоточенное выражение лица. Губы поджаты, волосы взъерошены. Никакие эмоции не дожны мешать сейчас, иначе все кончится жуткой истерикой в стиле Джейми или беснованием Джима. Джеймсу это не нужно. Он не дает им волю, устраняя последствия, ограничивая чувства. Понимая, что ясная голова не даст потерять ценного сотрудника.
- Что в такой простой фразе тебе было непонятно? - бровь скользит на пару миллиметров выше, изгибается, и Джим чуть наклоняет голову.
Моран стоит в центре своей комнаты. Сейчас все извилины мистера консультирующего злодея упорно работают на то, что вычленяют отголоски инстинктивного поведения в полковнике, разделяя и препарируя каждое слово и действие, в то время как сам Джим кладет аптечку и нужные склянки на прикроватную тумбочку.
После идет процесс раздевания. Пальто сворачивается теплой толстой сытой змеей вокруг ног, сброшенное с крепких плеч. После Джим облизывает губы, начиная расстегивать пуговицу за пуговицей на рубашке полковника. Сноровка и быстрота. Это все довольно обыденно и отдает привычностью, вот только если бы не пятна крови, расползающиеся с каждой секундой сильнее. Запах будоражит рецепторы, и Джим неосознанно начинает вдыхать глубже, заполняясь парами белка и железа. Он легко касается кончиками пальцев кожи, заставляя ткань соскользнуть вниз, чтобы освободить себе поле для масштабной бойни.
Джим сосредоточен. Он довольно споро толкает Морана к кровати, усаживая и цепко следя за тем, как двигается грудная клетка. Отсчет ведется где-то на периферии его сознания, тогда как руки, уже втиснутые в перчатки, автоматически исследуют раны. Правый бок - неглубокая рана, касательная, имеющая входное и выходное отверстие, явно не задеты даже мышцы, левое плечо - две раны, неглубокая, касательная в виде желоба, а также слепая, пуля осталась в m. biceps brachii, судя по расположению входного отверстия.
Осмотрев и прощупав, он снова взглянул на Морана. Кровь текла из всех, и он на глаз оценивал потерю, наблюдая за бледнеющими щеками, учащающимся дыханием и пульсом, становящимся все более частым и нитевидным. Дело дрянь.
- Моран, если ты сдохнешь от таких никчемных ранений, то я убью тебя, - он бормочет это, доставая марлевые салфетки и открывая склянки. Спирт, перекись водорода.
Когда-то давно маленький Джим изучил тело человека с доскональной точностью, запоминая все разделы, понимая, как и что и главное зачем функционирует. Он проглотил всю информацию, что знает наука на этот день. И до сих пор изучает все, что дают ему ученые и свои собственные эксперименты. Поэтому-то и медицина, отшлифованная годами общения с докторами, далась ему крайне легко. Несколько непринужденно, с учетом его вечной любви к практике и опытам.
- Не смей даже пытаться оставить свою службу, ты же знаешь, даже твоя смерть не повод для увольнения или больничного, - слова помогали сосредоточиться на действиях, являясь фоном к тому, что он промывал раны, споро оглаживая салфетками кожу, стерилизовал спиртом и накладывал швы, ровные и аккуратные, они стягивали края входных отверстий не давая коже расползтись и позволить загноиться.
- А теперь тебе будет о-о-очень неприятно, мой дорогой полковник. Но ты же знаешь, что такое неприятно, правда? - Он оскалился, вспоминая отчетливые шрамы на спине Морана.
Толкнув мужчину так, чтобы тот облокотился на изголовье, Джим просто сел ему на бедра, всем своим весом не давая ему встать или начать брыкаться во время экзекуции.
- Только попробуй меня скинуть, - он прищурился, протирая и подготавливая плечо к вмешательству. - Ты пожалеешь, что вообще когда-то встретил меня.
Весь вид Джима говорил, мол, не мешай мне. Он потянулся за пинцетом и салфетками, проталкивая в раневой канал марлю, вслушиваясь в мат полковника с особым интересом. Вдруг в гэльском засквозит его имя? А точнее когда оно перечеркнет мат.
После того, как салфетка впитала кровь, Джим скользнул пальцем в рану, выискивая сплющенный кусочек металла, доставляющий так много неприятностей, когда на конце ствола оказываешься сам.
- Попробуй перейти на что-то более, - он мотнул головой, находя внутри что-то очень похожее, надеясь что это не будет костью. - Да у тебя сегодня просто новое рождение, мой дорогой Себастьян. Смотри-ка, Моран. Эти идиоты все же не смогли прикончить Фирму.
Оскалившись, Джим пинцетом прошелся по разорванным тканям, извлекая пулю и кидая ее на тумбочку. Дальше почистив и слегка осушив снова, Мориарти наложил еще несколько швов.
- Мой терпеливый полковник, - Джим склонил голову, обматывая плечо Морана бинтом, стягивая повязкой. - Тебе придется много выпить. И нет, увы, спиртного я тебе не дам.
Он стянул перчатки за пальцы и скинул их на пол, облизал губы и вздохнул, подавляя невольную дрожь.

- Будешь должен, - отзывается он на благодарность, зная, что всегда поступит так. Всегда поступает так.
Невольная дрожь расходится по телу волнами-кругами от маленькой точки в центре. Вероятно пресловутая первая чакра открылась так не вовремя. Джим облизывает губы и смотрит на полковника, раскладывая симптомы на шкальные деления. Бледность, частота дыхания, потливость, пульс, температура… Все эти объективные данные переводятся в сплошные баллы в мысленном списке. Он крутит все их в своей голове, перекладывая с места на место, отчужденно измеряя все в цифрах, числах, знаках.
Телосложение полковника достаточное, чтобы пережить еще некоторые мгновения осмотра. Крепость тренированного тела зависит не только от веса и роста, потребления пищи, но и самого метаболизма индивида. У тела полковника всегда были прекрасные показатели. Тренировки силы и упорства, выносливости и выживания. Армия сделает из любого милого мальчика солдата. Из мерзких и заносчивых выпускников Итона - снайперов.
Себастьян Огастес Моран многое пережил в своей жизни. Джим знает об этом, конечно же. Он видел карту событий во всех шрамах, отслеживая появление новых с ревностью хозяина на своей личной собственности. Только он мог добавлять новые. Только он должен добавлять новые. И те, кто заставил сейчас Джима накладывать швы на грубую кожу полковника достойны ответить за это. Он найдет их. Уже почти нашел. Но не время…
Литровая бутыль воды оказывается в руке быстро. Они удобно расположены по периметру ванной комнаты. И ему даже не нужно отходить надолго от своего неожиданного пациента. Оставлять Себастьяна одного не дает тонкий голос «Генри», попискивающего на периферии сознания, беспокоящегося за заштопанного в очередной раз.
Джим может мысленно проследить цепочку уже давно снятых швов, когда он латал дыры, наравне с МакКоллом, потому что скорость никогда не убирается. Нет в мире вакуума, чтобы застыть в этом прекрасном ничто. Эта реальность всегда трехмерна: скорость, пространство, время. И порой времени и скорости не хватает для того, чтобы сузить пространство. Взаимозависимые величины физических тел. Чертова наука! Любимая наука.
Все же есть часть вины и на Мориарти. Но это даже не сантименты, за которые в его голове всегда отвечает только «Генри». Это подтверждение данности, что преданность Морана никуда не ушла. Она бьется этим пульсом, окрашивая давящие повязки в темный-красный, обступая по капли венозной кровью края. Преданность ворчит выдохами в груди и животе, что тревожат рану на боку. Выражается во взгляде, когда веки не скрывают глаза. Преданность базируется на уважении, а оно, вероятно, никуда не делось. Даже Она не смогла выбить из колеи бравого полковника Морана. Похвальное знание, за которое они оба заплатили сегодня. Наверняка полковника никак не обрадует факт этого знания. И тем более факт ради чего он пожертвовал своим плечом.
Джим ставит бутыль на тумбочку, откуда все летит уже на пол. Ему больше не нужны инструменты, флакончики и бинты. До следующей перевязки есть еще время. Нужно лишь пока убавить симптомы, поэтому Джим просто расстегивает ремень и сбрасывает брюки, уже итак измятые и стесняющие движения. Он берет из вороха пачек обезболивающее и забирается в кровать. Таблетки освобождены из упаковки и протягиваются Себастьяну вместе с водой. После аккуратно стащить джинсы с Морана и можно откинутся на вторую подушку, пристроив вечно мерзнущие ступни под одеяло, вдумчиво пожевать губы. Ему нужен снайпер способный удержать винтовку, но пуля в плечо портит планы. Вечно что-то делает стандартные константы коэффициентами, просто приставляя маленькую переменную, меняющую смысл выражения. Даже в Мориарти наблюдалось больше переменных, чем могло показаться на первый невооруженный взгляд. Мистер и миссис Непостоянство.
Она появилась не так уж неожиданно. Джим был в принципе готов, что Ей надоест прятаться. Она подгадает время, чтобы оценить умения Морана. Они выбирали его вместе, как Она выбирает наряды в каталоге. Только вместо «осени-зимы’04» на мониторе тогда была база Министерства Обороны. Джим высматривал зацепки в досье, Она высматривала черты лиц. Оба сошлись только на одном кандидате.
Джим мотнул головой, поворачиваясь лицом к полковнику. Рубашка уже перекрутилась и измялась, но совсем раздеваться он не спешил. Ладонь легла на грудь мужчины, где ритм клапанов и диафрагмы сливались в одно целое.
- Ты думал, я совсем пропущу эту фразу? Органза… - фыркнуть, а после уголок губ предательски пополз, перекосив насмешливую улыбку в довольно немиловидное зрелище. - Разве тебе не понравилась… - Джим нахмурился, подбирая обрывки воспоминаний. - … Джейми?
Почему-то сейчас в центре Лондона в постели полковника с Джима слетел весь шарм консультирующего гения. Будто змеиная кожа, все это отслоилось. Возможно пары спирта и крови, возможно подтверждение его теории, но сейчас он ощущал себя усталым молодым человеком, гладящим мужскую грудь партнера. Возможно очередная роль, возможно единственное правильное состояние Джима Мориарти. Неуловимый момент изменения, но полковнику не привыкать. Он уже достаточно прожил с ним на одной территории, чтобы чувствовать эти слои. Скорее всего этот миг ненадолго. Скорее всего стоит моргнуть, и Джим снова потянется слизывать кровавые следы с кожи, распаляясь и пригвождая темным взглядом. Он уже чувствует легкое возбуждение, еще пока размеренное и привычное. Джим чувствует это в себе, чувствует в полковнике. Но сейчас нужно нечто другое.

Сбор и упорядочивание объектов - ключевая функция математики. Совокупность объектов позволяет определить общие свойства изучаемых предметов. Во множестве присутствует особый объект, называемый нейтральным элементом. Его свойство состоит в том, что не изменяет другой элемент при проведении над ним бинарной операции, словно ноль при сложении не изменяет значение другого числа.
Она особенная. Он всегда это знал. Настолько, что никогда не влияла на него полностью. Только заставляла чувствовать себя более цельным, полным. Он не знал одиночества, что порой давило многих других людей, заставляло искать пару. Он уже был частью чего-то большего, чем просто человек. Они были против всего мира вместе. Она его тайна, но останется ли тайной, если теперь есть один посвященный?
Джим Мориарти - великое множество. Он - групповая структура двенадцать основных гамм, заключенных в квинтовый круг музыки. И Она главная симфония, минорная нота в звучании оркестра. Выбивающаяся нитка в полотне с прорехами.
Даже в стенах клиники среди сотни сумасшедших Джим знал, что она не покинет его. Воображаемые друзья не такая редкость, правда? Но его подруга почти осязаема. Она всегда любила красивые наряды, мужчин и нарушать правила.
Он предпочитал оставлять только одно правило. Но и это не спасло его от такой странной огласки. К чему это приведет? Когда это только начинается, то будоражит кровь. Разве такой эксперимент может оставить его равнодушным?
- Некоторые вопросы не требуют ответов, Бастиан, - нейтральный спокойный тон, но глаза темнеют с каждым закрытием век.
А после мягкая улыбка растягивает губы, и Джим фыркает раз другой, пока не начинает смеяться, погружая лицо в подушку, приглушая свой несвоевременный смех.
- Правильно угадал имя, - фыркает, будто сплевывает в воздух фразу, щекочущую голосовые связки.
Его язык не поворачивается, чтобы вырвать правду из глотки. У нее не было имени. Как на это отреагирует полковник Моран? Никогда раньше этого не требовалось, потому что Она часть него, запечатанные чувства и эмоции, отделенные в отдельную личность. Зачем общаться с той, что в твоей голове, обращаясь к ней по имени? Бессмысленно. Но теперь они обсуждают это в тишине спальни, разморенные событиями. Как если бы обычная пара обсуждала ужин или вчерашний поход в кино. Как если бы это было в пределах человеческой нормы, давящей своими стандартами моральных принципов и этических правил.
- О, мы многое знаем на двоих, - голос падает ниже, и взгляд, блуждающий по комнате, останавливается на груди полковника, скользит выше, медленно почти физически оглаживает мышцы, шею, задерживается на дрожании стенки сонной артерии под тонкой кожей, а после цепляется за губы. - Многое изучали вместе, Ба-астиан.
Любые два элемента в множестве можно объединить между собой при помощи определенной операции. Сложение наиболее удобный вариант для них. Он еще тогда, в тюрьме, сложил себя и Морана, и вышла неплохая комбинация. И сейчас никакие переменные не могли изменить этот результат. В этом множестве Джейми выступала тем самым нулем, что не влияет на другие числа. На Джима и Себастьяна.
Ему неприятно от одной только мысли, что это теперь на поверхности. Ему неприятно, что это вынесено на обсуждение, как будто новая диссертация, а он тот малый, что зачитывает ее перед сборищем унылых профессоров. Ему нужно свернуть это, сделать все менее значимым. Есть несколько вариантов, и Джим выбирает.
Декарту и не снилось, как и остальным теоретикам математических наук, что можно применить все это на практике довольно узкой и в то же время широкой. Всего лишь законы физики и геометрии, выуженные из учебников и расположенные поверх венца эволюции. Люди наивны, люди глупы. Люди не видят статистики, что просто красной линией проходит внутри жизненных перипетий. Психология не отвечает с такой точностью, но все индивиды живут по закономерностям природы.
Моран уже предан, отчетливый первый шаг в цепочке. Подтверждение спрятано под повязкой и ушито викрилом. Схема проста и обыденна, потому что полковник - человек, живущий своими страстями. Есть возможность перейти к обсуждению анатомии, и в этом, как Себастьян уже выразился, у Джима прекрасные таланты. Он мог бы сейчас провести небольшую лекцию влечения человека к человеку, главный инстинкт размножения, животные порывы. Лекция вышла бы увлекательная, с учетом того, что Джим бы не проронил ни слова.
Мориарти знает, что для Морана быть раненым и ущербным, остаться без работы - это отвратительно. Он любит это, опасность и смерть, когда пуля прошивает тело. Джим тоже это любит. И сыграть на этом тоже неплохое отвлечение мыслей полковника, но надо ли?
Мыслительный процесс в голове Мориарти протекает быстро. Выбор еще не окончательный. И возможно выбор нужно предоставить Морану? Нет, это плохой результат.
Себастьян сейчас не в том положении. И нужно завершить свой маленький эксперимент, чтобы дать тому ощущение доверия. Возможно это сблизит их настолько, что после Моран не будет даже пытаться думать о ценности жизни консультирующего злодея. Сейчас важно дать Морану то, что может в дальнейшем сыграть лучше любого приказа. Даже если Джиму неприятно. Даже если это и не предполагалось.
- Джейми редкий гость. Надеюсь, ты несильно к ней привяжешься.
Легкий тон переходящий в шепот. Ничего личного, просто напоминание, что балом правит не Она. Джим поднимает руку от груди и проводит по лицу Себастьяна, от лба до подбородок. деля его лицо на две симметричные части. Подушечка пальца замедляется на губах, чуть приоткрывая их. Ему хочется почувствовать эту влажность, но губы сухие даже после литра воды. Главная мысль, полковник не на грани смерти от таких пустяковых ран. Пусть так. Браво, целителю Мориарти.

Юмор - интеллектуальная способность подмечать в явлениях их комичные стороны. Чувство юмора связано с умением субъекта обнаруживать противоречия в окружающем мире. Так люди объясняют это понятие. Но право слово, какой интеллект?
Скорее всего это редкая разновидность восприятия мира.
Юмор чаще насаждается обществом, и человек взращивает в себе это самое восприятие, что граничит со свойственной только ему ответной реакцией. Если бы человечество не было бы так глупо в своей массе, то возможно юмор не был бы таким отвратительным для Мориарти.
Юмор Джима где-то на самой кромке с психозом. И возможно его шутки вряд ли кто-то сумеет счесть смешными. Еще бы, кто посчитает смешным выразительную шутку с пулей или же веселый праздничный взрыв?
Но вот полковник в этой своей манере метить ниже пояса очень вписывался в интерьер дома 10 по Кондуит-стрит. Да и в жизнь самого консультирующего злодея. Иногда это доводило Джима до бешенства, все эти подколки, неуместные и дерзкие. Но в той же равной степени эти шутки восхищали своей чернотой и циничностью. Что еще сказать? Полковник веселил его и сейчас.
Джим нежно улыбнулся, впитывая каждое слово, абсорбируя его и перерабатывая внутри с бешеной скоростью. Впечатывая в подкорку, оставляя засечку на будущее. Возможно когда-нибудь ему понадобиться вспомнить это, предъявить эти слова, чтобы указать полковнику на некоторые моменты в своих высказываниях. Но сейчас Джим просто забавлялся. Иногда юмор защищает людей от реальности. Словно некий барьер от суровой-суровой реальности. А точнее ее восприятия. Тем более бравадные шуточки Морана были слишком говорящими в этот момент.
Их беседа представляется ему некой сферой, поверхность которой не содержит отверстий. Если мысленно рисовать на этой сфере петлю, то в конечном итоге обязательно дойдешь до точки. Абсолютно гладкая сфера, где не за что ухватиться, чтобы неуместность позволила выйти за пределы двухмерного пространства. И что тогда?
- Ничего, - невинный тон и самый порочный взгляд, за которым скрывается распахивающая свою огромную пасть бездна. Он доверительно шепчет, чуть прикрывая глаза. - Только одно…
Джим усмехается, чуть поведя головой. Джим нависает, стремительный и гибкий, в одно мгновение он уже на вершине, сидит на полковнике верхом, склоняясь к его лицу. Джим знает, что Моран не любит привязанности. То как чуть изменяется голос Морана, как тот отшучивается на фразу босса. Разве это не восхитительно? Разве не восхитительно то, что на подсознательном уровне Себастьян уже привязан к нему. Потому что Джим потрудился на славу. И теперь даже появление таких мелочей, как Она, не сможет прервать эту связь. О нет, ничего уже не сможет. И Моран доказал это, подставив свое плечо. Выставив себя щитом, между смертью и Джимом, он будто снова подписал договор, но теперь уже точно кровью вместо чернил.
Джим смотрит ему в глаза пристально, сглатывает набежавшую слюну. Моран на крючке уже очень давно, но сейчас это крючок вспорол его брюхо. Акула на поводке, как славно он когда-то порыбачил в базе, что теперь такой образец лежит на кровати под ним.
Моран уже привык ко всему. Этому свидетельствует то, как спокойно он реагирует на «странности» Мориарти. Ничего личного, только бизнес? Но ведь подсознание и сознание не одно и тоже. Увы, Себастьян также плотно насажен на него, как и Джим порой на его член. Человек страстей всегда подвержен манипулированию. Легче надавить, познать, вытащить. Легче пустить эти страсти против самого субъекта. Нужен только правильный рычаг, ведь тогда можно даже перевернуть Землю. Но Джиму хватает и всего-то пару болевых точек и мелких импульсов по нервным окончаниям.
Ему ничего уже не нужно. Теорема нашла свое подтверждение. Новое линейное уравнение прекрасно смотрится даже перебинтованным. Даже если Джиму не нужно, он все равно хочет закольцевать этот момент. Даже если ответ уже есть, ему все равно хочется услышать и почувствовать все, что нужно.
Джим склоняется, чуть поводя бедрами, потираясь задницей о пах полковника, где даже не смотря на травму найдется немного жизни. Он смотрит в глаза, их носы почти соприкасаются. Восхитительно. Неизбежно.
- Тебе же понравилось, правда? - он шепчет в самые губы, все еще не отрывая взгляда, и провалы его зрачков увеличиваются, готовые поглотить всю планету за один миг. Лицо искажается гримасой порока. - Тебе понравилось все это тогда. Как нравится и сейчас.
Он уже не спрашивает. Он знает. Потому что Моран уже его весь с потрохами. Абсолютно его. Чистейшее обладание, но это не подчинение. Нет-нет, это лучше. Много лучше. И Джим чувствует, как будоражит его это понимание. Себастьян Моран, уверенный снайпер, кровожадный убийца, своевольный служащий в его Фирме, а точнее второй человек, зависим от опасности. От чувства, когда адреналин хлещет в кровь. И именно это дарует ему связь с Мориарти. Именно это дает ему босс всеми своими шалостями. Даже Она часть всей этой игры с воображением. Это новая часть паззла, и мозг Морана не настолько плох, чтобы не пытаться закончить хотя бы одну сторону кубика Рубика. Мориарти умеет оставаться интригующим даже для тех, кто живет с ним под одной крышей.
- Тебе все нравится, даже не пытайся отрицать, - он скалится, жестко хватая Морана за волосы и кусая его губы.
Моран большой мальчик, и к тому же ранен не настолько сильно, чтобы не откликнуться на желание Джима. Рубашка мешает, и Мориарти просто стаскивает ее через голову. Чтобы снова укусить губы, а после все же поцеловать, жестоко впечатываясь своими губами.

Тело - это всего лишь инструмент. Инструмент, пропускающий через себя силу своего разума, способного на многое. Тело слабо, когда как разум властвует над ним с решимостью полного создателя и творца. Конечно, это неправильно, так как не он сотворил себя. Но человек тем и отличается от животного, что умеет контролировать свое тело. Разве нет?
Мысли протекают по нервным волокнам, мозговые центры спешат отдать приказы всем железам внутренней секреции, и мелкими крупинками в кровь поступают гормоны, отвечающие за все. Гипотамус и гипофиз работают в слаженном режиме, и пот выступает каплями на коже, смачивая ее для улучшения трения. Организм действует в своем автономном вегетативном состоянии, и разум мыслит уже более узко, почти отдаваясь во власть тела.
Тело - инструмент, и тот кто владеет им, превосходный актер. Пусть невозможно контролировать все в своем организме, но многое под силу умному человеку. К тому же теперь Джим умеет делать так, чтобы стены начали сдвигаться вокруг них, отгораживая двух опасных людей от внешнего мира.
Мориарти скалится в ответ, отзеркаливая выражение лица Морана, когда чувствует его руку на своем затылке, злой взгляд Морана и фразу, что тут же впитывается горячим дыханием и новым яростным поцелуем. Это даже нельзя назвать поцелуем, они просто нападают друг на друга, пытаясь подавить, снова и снова вгрызаясь в рты языками и зубами, чтобы выразить всю ненависть, занесенную в генокод каждой клетки в организмах.
- О, я сделаю это так, что тебе понравится, - Джим зловеще мерцает бездонными зрачками, кривит губы, выплевывая фразу в районе шеи своего великовозрастного волкодава, раненного в бою.
Он знает, что Себастьяну не нравится то, что ему нравится. Это уже стало на степень выше. И возможно сейчас Себастьян наконец-то начал видеть во всем сакральный смысл. Возможно сейчас в его понимании проскользнула мысль, что все это ненормально. И босс вполне способен заглушить крик разума в сильном черепе ирландского происхождения. Джим знает, что им двоим вполне хватит его мозга. На данный момент, конечно.
Гемато-энцефалический барьер Морана давно пройдет микроорганизмом Джимом. И сейчас безумие буйно разрасталось, заставляя тело Морана терять контроль. Он сбил иммунную систему, уничтожил ответные реакции кроме нескольких. И теперь Моран не должен воспринимать Джима как чужеродный объект. О нет, теперь их симбиоз должен выйти на новый уровень. Но стоит скрепить этот штрих чуть большим количеством жидкости. Порции крови полковника мало для жертвоприношения. Стоит выжать и другие биологические жидкости.
Джим возбуждается. Он возбуждается от стонущего и слегка беспомощного Морана, потому что тот ранен, пусть не так уж смертельно, но рука у него одна, и он устал. И поэтому Джим еще больше возбуждается от такой невыносимо прекрасной проекции. сейчас он может сделать все, что угодно. Главное, чтобы было быстрее, так?
Джим вторит стону отчаяния. Он видит, как взгляд Морана балансирует на самом краю между яростью и возбуждением, скатываясь в гневную похоть. И это поразительное умение, на котором Мориарти любил играть. Самые затертые струны тела Морана.
Джим не теряет самообладания, но хочет, чтобы Моран думал так. Поэтому молча двигается ниже, скользя по телу полковника, чтобы освободиться от лишней одежды, потирая руками уже оголенные части тела. Ладонь на груди, пальцы на животе. Ему нужно скинуть свое белье и достать член Морана, чтобы наконец завершить свой эксперимент и подтвердить преданность.
Для него это почему-то становиться крайне важно. Чтобы после свершившегося сегодня все закончилось одной правильной точкой. Еще один укол в вязкой пространственной метафизики, несколько капель в область перикарда.
Тело движется точно и четко, Джим ослабляет границы и уже насаживается ртом на возбужденный член Морана. Немного его слюны отличная смазка для последнего рубежа. Он стонет, когда головка упирается в заднюю стенку горла, давит на корень языка, чуть подталкивая горечь желудочного сока в пищевод. Это мелочи. Это просто та самая горечь, что оттеняет болезненное удовольствие. Рука Морана ложится на его затылок, заставляя Джима насадиться до боли. До зажмуренных глаз и чертовых желтых кругов под веками. А потом он уже в одно мгновение оказывается сверху снова, кусая Морана за кадык, властно поводит плечами, потираясь обнаженной кожей паха о скользкий член. Его собственный набухший ложится на живот Себастьяна, и ниточка преэкулянта тянется от головки к повязке, чуть окрашенной кровью.
Джим смотрит прямо в глаза, зная, что взгляд может говорить красноречивее любых слов, произнесенных в этот момент. Он смотрит на Морана, давится этими эмоциями, проскальзывающими в ответном взгляде полковника. Давится своими, пока купол головки врезается в ослабленный вход. Ему нужна любая боль, что готов дать Моран. Ему хочетс этой боли сейчас. Ему всегда ее хотелось.
Дальше, ниже. Он дышит чаще, освобождаясь от любых границ своего разума, властвующего над телом. Отдаваясь инстинктам, опускаясь до уровня животного, зная, что человек не способен понять всю значимость такого простого действия. Он опускается, позволяя медленно заполнять себя, отдаваясь власти полностью, оставляя только себя, насаживающегося на крепкий член Себастьяна.
Это начало конца. Это сведение всей вселенной к одной единственной функции. Он теряется во многообразии реакций организма на простое движение. И стонет, грязно и развратно, потому что возбуждение давит на него, подавляя, съедая все нейроны в сером веществе. Чтобы после все поставить обратно. После. А сейчас Джим хочет больше и глубже.
Он останавливается только тогда, когда весь член ощущается внутри, Он садится на Моране, выгибаясь, поддерживая себя, ухватившись за плечи полковника. И дышит, чувствуя полную заполненность, распирающую его изнутри.