Это было тратой времени. Все, чего они добились, засадив его в каменный мешок - это трата времени. Никаких тебе поводов задуматься о душе - вместо этого только жгучее желание потрахаться. Никакого раскаянья - хотя грехов на нем столько, что даже странно, что в радиусе десяти метров вокруг него не сгорают все Библии. Никакого желания исправиться после конца отматывания срока тоже не было. А у кого бы оно было, если сидишь ты все равно за то, чего не совершал?
Гнев уже успел смениться раздражением за прошедшее время, снова стать гневом (реакция на особо идиотские аспекты жития в кутузке), снова уняться и, наконец, Себастьян впал в эмоциональную кататонию, из которой развернул кампанию по прокладыванию себе пути отсюда. Она была похожа на спрута, но, к сожалению, полудохлого: он шевелил щупальцами в направлении нужных людей и камер, но вяло, не попадал по мордам и присоски как-то лепились неубедительно. Лишь электрические импульсы агрессии Морана создавали более-менее убедительные рефлексы, но все ранво дело двигалось медленно. Конечно, рано или поздно он окажется на свободе до окончания официального срока, может быть даже вытащит кого-то с собой (в целях заиметь должника или на случай, если потребуется кем-то прикрыться), но это было долго. Такие сроки мужчину на пороге кризиса среднего возраста просто не могли устраивать.
Себастьяна это бесило, но ситуация не менялась - по факту, засел он крепко. Кто бы ни устроил этот показательный трибунал, он крепко схватил правовую систему за яйца, чтобы их честную братию добросовестно промариновали в камерах весь срок плюс один лишний день, который должен был наверняка сломать им хребет.
Единственный плюсом было то, что теперь Моран уже не был таким нищебродом, как тогда, когда только вернулся на родину: если руки и мозги на месте, в тюрьме, вопреки расхожему мнению, можно сколотить некоторое состояние или даже, при желании, разбогатеть. Себастьян мог бы с легкостью это осуществить, но лишнее внимание ему было ни к чему. Так что в карточных играх он был более чем скромен, аккуратно сколачивая свой "стартовый капитал" для предприятия с незамысловатым названием "Бега", вливаясь в изнанку благопристойного Лондона, теперь уже без защиты военной системы над головой.
Помимо обычных тюремных развлечений про карты, сигареты и "труд, делающий из мартышки человека", у заключенных были светлые дни встреч с людьми по ту сторону клетки. Себастьяна это не касалось и не трогало. В такие дни он обычно расслаблялся и наслаждался тишиной: многие отчаливали к своим благоверным, и Моран просто валялся на нарах, читая какую-нибудь книгу или под шумок всеобщего воодушевления связывался с очередными звеньями своего побега.
Так было и сегодня. Но стоило Себастьяну пристроить изрядно похудевшую задницу на койке, почесать отросшую бороду и раскрыть на запомненной странице (зачем пользоваться закладками, когда все равно нечем практически занять голову ввиду малого количества внешних стимулов?) томик Салмана Рушди, честно изъятый из личной коллекции хозяйки библиотечки, как загремела сталь двери, пиля уши.
- Твою мать, что за...
- Поднимай задницу, Моран, к тебе пришли.
- Я никого не ждал.
- А тебе тут нихуя не отель, чтоб решать, кого принимить в свои аппартаменты, а кого нет. Поднял задницу и пошкандыбал.
Фрэнк был хорошим ирландским парнем. И он даже нравился Себастьяну - за откровенность. Вероятно, поэтому он даже не стал ему перечить, действительно оторвался от койки и дал заковать себя в наручники по положенной процедуре и провести в комнату встреч. Но не в ту, в которую ожидал.
Скорее всего, это была либо допросная, либо комната, где организовывались встречи с барристерами. Здесь не было ни ожидаемых воркующих парочек, ни плачущих родственников, ни надзирателей - Фрэнк остался за дверью, а потом и вовсе ушел куда.
Нахмурившись, Моран с подозрением осмотрел помещение дважды, но не нашел ничего подозрительного. Да и ничего не происходило.
"Я слышал о тайных поклонниках и поклонницах, но как-то я не дорос еще до Зодиака."

Томительное и пафосное ожидание затягивалось. Прождав несколько минут, Моран закатил глаза и откинулся на спинку неудобного стула, закидывая ногу на ногу. Ужасно хотелось курить, но он даже не успел захватить из камеры сигареты ввиду неожиданности появления Фрэнка. Сейчас пачка данхилла покоилась в безопасности под утлой подушкой, почти нетронутая, а Себастьян торчал здесь в ожидании неизвестно кого.
В голове прокручивались возможные варианты того, зачем его вытащили сюда. Первый вариант, конечно же, был самым пессимистичным: кто-то из местной верхушки заметил его менистрации за их спинами по подготовке хорошей почвы для побега и жизни после, не говоря уже о явной склонности некоторого количества мелкой сошки к желанию видеть его своим лидером. Тогда все закончится очень быстро и очень болезненно - минут через пять мариновки к нему наведаются штук пять мордоворотов и хорошенько его уделают, тыкнув на прощание пером, и все это назовется гибелью в потасовке заключенных. Потасовку, само собой, любовно организуют. Но тогда время выбрано весьма странно - слишком много посетителей на территории, к тому же было бы проще его не мариновать, в пустом-то помещении.
Себастьян еще более придирчиво оглядел комнату, насколько хватало взгляда и не подозрительного поворота головы. Ни зеркал, ни лишних камер, ни дополнительных дверей. Нет, не то.
Вариант два: сегодня к нему наведаются товарищи военные. От этой мысли сильнее ощутились под синей робой догтеги на шее, ощущавшиеся теперь горячими, словно раскаленные солнцем Афганистана. Им ничего не стоило устроить весь этот фарс, чтобы получить от него что-то сверх вджобывания в горячих точках на протяжении пятнадцати лет. Не раз и не два Моран слышал об отрядах "военных машин", взращенных в условиях унижения, прессовки и изнуряющих тренировок в режиме двадцать четыре на семьв нечеловеческих условиях. При всей суровости "воспитания" самого Морана в армии, с этим адом им было не тягаться. Вот только поздновато для рекрутинга - в такие лагеря попадали не сформированные солдаты и несформированные личности - аккурат после школ и колледжей. Он мог бы пригодиться разве что для спецзаданий в разведке и операций на устранение, но с его послужным списком...
Мозг прокручивал более мелкие и абсурдные варианты в режиме нонстоп, заставляя собраться, и именно поэтому Моран услышал отдаленные шаги почти сразу, насторожившись. Шаги приближались, почти лисьи и неслышные - то ли к нему двигался кто-то умелый, то ли - слишком легкий. Пол здесь выдает все.
Противно заскрежетала металлическая дверь, и Себастьян невольно издал смешок. Пожалуй, если бы он сейчас курил, то подавился бы затяжкой. В допросную ступило мальчишкоподобное чудо с зализанными волосами и в нелепых при и без того скудном освещении из единственного окна наверху темных очках, хоть и, несомненно, дорогих. "Дорого" - это вообще было первое впечатление от вошедшего. Настолько дорого, что даже не тянуло на мажорство. Абсолютно глупо в таком месте, как это.
"Заблудился, птенчик?"
- И тебе не хворать, шкет. Как первые дни работы на мафию? - Моран снова усмехнулся, сверкая из отросшей бороды улыбкой.
Парень держался важно и даже холодно, не то действительно подражая мафиозному боссу, не то еще кому-то из кино. Конечно же, к мафии он скорее всего никакого отношения не имел - так у них дела не делаются. Это было нелепо, серьезно. Именно поэтому Моран позволил себе беззлобно пока еще пошутить.
- На свободе бывало и похуже, молодой человек, - притворная вежливость. Нет, ну правда, вдруг у парня первый день? - И прежде чем мы продолжим дальше нашу светскую беседу, было бы неплохо закурить.
"Иначе и слова не дождешься."
Франтовая аккуратность... В допросной в самый раз. Себастьян не стал комментировать, что на втором стуле остались от прошлого посидуна нехреновые пятна. Сам-то Моран сидел на стуле, где обычно протирали штаны адвокатские задницы.

Так, ладно, а вот это уже было странно. В смысле, люди смеются, и это явление абсолютное нормальное, хоть и редко наблюдаемое в горячих точках - особенно Себастьяном, мало видавшим костровые посиделки, потому что в эти моменты ему приходилось морозить ягодицы в кривых, поросших колючкой барханах на стороне неприятеля. Вот только у парня он был какой-то странный: вроде бы и смех, и в то же время - вроде как и нет. Пустота. Не притворство ради сцены, но имитация. Добавить к этому резкий обрыв и взгляд, превратившийся в сканер, изучающий каждый миллиметр открытой кожи - и смело можно было вешать ярлык с надписью "жуть".
Морану это определенно не нравилось. Никому не нравится чувствовать себя полудохлой рыбиной или лобстером на рынке, которого изучают придирчивые хозяюшки исключительно из гастрономических соображений, прикидывая, насколько будет удобно оттяпать тебе голову перед готовкой. Сам парнишка даже и не думал представиться - ни имени, ни должности, ни целей - отчего становилось еще более неуютно. Это напомнило снайперу самый первый раз, когда он умудрился угодить в плен. Тогда он еще был совсем зеленым и, строго говоря, не мог даже называться гордым званием снайпера. Марксманы - всего лишь солдаты с СВД, зато солдаты, знающие на порядок больше своих пехотных товарищей.
Первые четыре дня Моран даже не знал, люди с какой стороны держали его и еще двух товарищей в неволе, расчитывая развязать им языки полнейшей неопределенностью. Себастьяну помогало просто не думать о том, зачем, но думать о том, как выбраться и свернуть ублюдкам шеи голыми руками. Так что здесь неизвестный просчитался, если вообще предполагал что-либо.
Сложно было сказать. Кем бы ни был шкет, он был абсолютно нечитабелен. Может быть, тюрьма и притупляет все чувства, но не опыт и интуицию, а те были немы, как рыбы, только истерично сигнализируя: дорогивзна! прикрытие! все не так! будь начеку! Как будто бы можно было защититься от не пойми чего. Но в интересах Себастьяна нужно было постараться.
И да, у парня был пугающий взгляд. Моран встречал жесткие взгляды и взгляды, насаживающие тебя на кол, бомбящие взгляды и просто взгляды, в которые упираешься, как в скалу носом. Ко всему этому привыкаешь и просто смотришь в ответ. Но обычно внутри всех этих вглядов не теплилось предательское нечто, стопорщее что-то внутри. Наверное, в книгах у этого есть какое-нибудь дурацко-романтическое описание типа повергающих в ужас отблесков пламени Ада на дне зрачков или чего-то такого, но Себастьян был уверен, что так в глазах людей горит Идея. У парнишки она, кажется, была слегка... больной. И это при том, что Идея - это страшно само по себе. За нее люди не просто умирают, но и убивают сами. В больших количествах.
Моран мог рассматривать ее, эту странную искру, пока молча тянулся за брошенными сигаретами. Он подметил марку, но она ничего ему не сказала: он и не ожидал увидеть Мальборо, хотя, в первую очередь, даже не ожидал, что шкет вообще принес закурить. Щелкнула оказавшаяся тут же в пачке "зиппо", и шаловливый огонек лизнул пафосный табак, обращая кончик в ничего не стоящий пепел.
- Теперь не помеха, - подал Себастьян голос снова, выдыхая сноп дыма.
А никотиновая палочка была недурна. Почти натуральна. Конечно, до пакистанского разнотравья ей было далековато, но сойдет. Сигареты помогали дополнительно мыслям собраться в кучу, как послушным овечкам - в загон.
- Никто долго не может быть в неволе. Кто считает по другому - тот гребаный тиран, - снова затяжка. Нет, определенно, так он может проговорить достаточно долго. И даже начать цитировать классиков. - Вот только сильные духом - сопротивляются сразу же, а слабаки - когда уже поздно.
Какая-то сильно болтливая птичка уже донесла боссу, что в этой уютной кутузке намечается буча? В таком случае есть вероятность, что перед ним кто-то, кому это очень-очень не понравилось либо невыгодно. Но тогда к чему такие разговоры? Много чести для вербовки. малоэффективно по сравнению с теми же зуботычинами вечерком возле прачечной.
- А что, хотите подсобить, молодой человек? В дорогом костюме будет не с руки, - он улыбнулся коротко краем губ, приканчивая дорогую сигарету и вытаскивая следующую.
Он не опроверг побег, но и не подтвердил и все еще чувствовал себя неуютно рядом с высоколобым парнишкой, продолжающим сверлить его своим странным взглядом.
"Змеиным."
Он даже головой покачивал характерно, как кобра перед йогом с дудкой.
- Кстати, если уж речь зашла о моем послужном списке, который вам довелось изучить - может, вы нашли там что-нибудь относительно того, почему я здесь? - поневоле у него вырвался смешок. А что, почему бы и не спросить? К тому же, что уж там, его забавляло обращаться к парню на "вы".

Есть такая любимая игра у военных - не выдавать офицеров на поле боя. Если раньше носить офицерский мундир в бою - это было почетно и вело за собой солдатскую биомассу, то с момента, как человек изобрел винтовые ружья - козыряние офицерским чином стало вести к скоропостижной гибели. Было сложно сказать, действительно ли его гость - "офицер", сам себе хозяин, как это проскользнуло в его речи, но Себастьяну интуитивно казалось, что оно определенно должно быть так: не то излишняя свобода, не то - манера держаться и говорить.
"Не недооценивай детишек, Моран - они гораздо более жестоки, чем взрослые. А что самое страшное - жестоки они совершенно искренне."
Последняя фраза тоже Себастьяну не понравилась. А еще точнее - вспенила улегшееся внутри раздражение. Только наличие сигареты в зубах, сделавшей бы жест очевидным, не позволило Морану сцепить зубы. Железобетонная уверенность в том, что он не совершал того, за что сидит, и получении информации о новой причине слились в единую, полноценную без пробелов мысль за два такта, порождая простейшую реакцию. Которой нельзя было давать свободы. Пока.
- Так это деловая встреча? - останки предыдущей сигареты отправились прямиком на пол, в руке снова щелкнула пафосная зажигалка, даря непродолжительную жизнь новой никотиновой убийце. - В таком случае с вашей стороны очень невежливо было не представиться. Этикет, доверие и всякое такое прочее, - сигарета сделала в воздухе неопределенный жест.
"Ага, конечно. К человеку, который причастен к твоему обвинению. Трижды "ха"
Пассы Себастьяна собеседник уже не видел, потому что поднялся со своего места и теперь нарезал дорожку раздумий по "переговорной", сделавшись, казалось, равнодушным к Морану. По его лицу в глубоких полутенях блуждали размышления, почти не затрагивающие мимику, но иногда рзрезая высокий лоб легкой морщиной, пока он не повернулся спиной к Себастьяну, всматриваясь в грязное оконное никуда и не заговорил вновь.
- Я англичанин, если уж на то пошло, - ну, технически же - это чистая правда. - А ирландцев много, к чему говорить с тем, который торчит в военной тюрьме, пусть и с послужным списком? - это уже ближе к, так сказать, планам, о которых парень говорил ранее.
И да, причем здесь его происхождение, черт возьми?
"Если это снова гребаные ИРА..."
Теперь черед Морана нахмуриться в раздумьях. Пока он не понимал до конца, что его посетителю нужно от него. Впрочем, кажется, он нашел ответ в полившейся далее монотонной, словно зазубренный доклад, речи. Складки на лбу Себастьяна разгладились, а на лице снова расцвела ухмылка. Это было забавно. У парнишки было хорошее досье, но не совсем верные догадки. Не выйдет психологического детектива...
- Удовольствие... Не всегда. И нет, молодой человек, армия просто помогла жажде немного... расцвести. Этакая отлично удобренная говнецом почва, - он издал хриплый смешок, кашлянув. Все-таки табак отличный. - Не я сделал выбор, а выбор сделал меня. Именно поэтому я так хорош, как вы мне льстите. Но это никуда нас не приближает, посему спрошу прямо - что вам от меня надо?
Сколько можно ходить вокруг да около? Слушать лесть или даже похвалу кто-то может вечно, но в теперешних условиях Себастьяна мало это волновало: сейчас его приоритеты были максимально направлены отсюда, а уж только потом - во все тяжкие.

- Мой эгоцентризм? - настал черед Себастьяна смеятся, потому что это было действительно смешно.
Он был эгоистом - это так. Конченным, отпетым, абсолютным, стопроцентно-натуральным, как молоко из-под дойной коровы эгоистом, умело спасающим свою шкуру и получающим выгоду (спросите у бедняги Аддамса, чьи останки так и остались где-то в джунглях близ Непала) за счет других. Но обвинять его в претензии на бытие пупом земли - увольте! Война быстро отучает от таких финтов. Разве что...
Смех Себастьяна тоже оборвался, но не так резко как смех незнакомца до этого. Он просто потух, повиснув глуховатым, быстро умершим эхо. паренек повеселил его, и в тех же репликах подтвердил, что все-таки приложил свою белу рученьку к пребыванию Морана здесь, отчего, конечно, внутри снова заклокотал как далекий адский котел гнев. Фраза снова была обтекаемой, но это скорее подтверждало наличие причины темнить.
Еще одна сигарета поможет ему выслушать. Определенно точно поможет. Минут на пятнадцать поможет, а потом он просто удавит пацана, получит одиночку и еще полгода будет там сидеть с чувством, что оно того стоило. А затем либо сбежит, либо... сбежит, но позже. Никаких других вариантов Моран даже не рассматривал. Снайперы не умеют проигрывать. Вовсе не потому, что они азартны, а просто потому, что для снайпера проигрыш равносилен смерти. В случае Себастьяна получалась гремучая смесь и того, и другого.
Облачко ароматного сигаретного дыма снова разделило, как зыбкая преграда, которую один пытался преодолеть, в то время, как другой просто сидел и смотрел, что же все-таки свалится с этой китайской стены - провиант или новая порция атакующих гуннов-штурмовиков.
- Показательный номер, в котором я застрял на несколько месяцев, - если в голосе Морана и было раздражение, то пока только поверхностное, ведь сигарета все еще тлела.
Зато они подошли к сути. Наконец-то. К сути, привлекательной примерно, как сыр в мышеловке. Легкую и высокооплачиваемую работу? Это вряд ли. Легким бывает только наеб жаждущих заработать, не прилагая усилий, граждан. Может быть Себастьян и жил почти всю жизнь на казеные харчи, но это не значит, что он не знал, что не бывает в работе ничего простого.
- Кроме свободы? Ах да, простите, моя шкура слишком дырявая, чтобы считаться ценностью, - Моран хмыкнул, продолжая улыбаться. - Пока, мистер непредставившийся Шкет, ваше предложение звучит так, будто мне предстоит продавать Таппервейр или что-то в этом духе. Не думал, что за время моего отсутствия их политика привлечения в маркетинговую пирамиду стала настолько... экстремальной, - он не купится так быстро, как бы задница не ныла об обратном, скорбя о мягкой постели, но и не стоит перегибать с незаинтересованностью.
Хотя бы потому, что глупость и фарс ситуации будоражили желание просто прыгнуть в неизвестность. Действительно, хуже ведь уже все равно не станет, так можно хотя бы поинтересоваться, как именно он влипнет, если не методом побега и вечных бегов.
- Так что за работа?

Имя. Имя многое говорит о человеке. Есть в легендах народов, населяющих территорию Великобритании такое мистическое поверье, что узнавая настоящее имя человека или существа, ты приобретаешь над ним некоторую власть (а еще Себастьян читал об этом в тюремной библиотечке - у Урсулы ле Гуин, если память ему не изменяет). В реальной жизни вряд ли это сильно кому-то поможет (хотя все еще можно попробовать поймать лепрекона), но определенно, так или иначе, в имени человека частично начертана его суть.
"Класс, мне досталась ирландская со смертельным корнем. Это джекпот! Только навигатора мне не хватало..."
Ну что ж, мистер Мориарти любит вести партию? Так пусть ведет.
Себастьян видел, как распахнулась завеса - не целиком, лишь уголок подняло закулисным ветром, - и за ним было видно жуткие шестеренки, перемалывающие задачи, мысли, чужие чувства и жизни. Был виден танец того безумия, который был подмечене вначале Мораном просто как искра, червоточина. Но на самом деле червоточиной это не было - скорее уж человеческий облик эта черная дыра приняла совершенно случайно, по какому-то сбою законов физики. Откуда бы мелкий гаденыш не взялся, там точно давно не обитали люди. Себастьян даже засомневался, действительно ли парню столько лет, сколько ему можно дать.
Он почти не слушал первые реплики Мориарти, всматриваясь в лицо так близко напротив, потому что уже знал свой ответ. Ответ был в будущем непрекрающемся грехопадении, от которого он отвык, застряв в этом своеобразном чистилище, в каждом последующем дне его жизни, которая будет одновременно принаделжать ему больше, чем принадлежала когда-то, хотя и не будет принадлежать вовсе. Он не сомневался, что после чистилища попадет в Ад, но только теперь стало понятно до конца, что он не хочет попасть туда, как все, а хочет приехать на кадиллаке и получить удовольствие, о каком в Эдеме и не слышали. Очень низменном, но определенно - со вкусом водки и табаско.
Он все еще молчал и просто пялился на темноволосого и темноглазого парня с бездной в голове, забыв о тлеющей в руке сигарете, не отрывая взгляда. Странное состояние беспричинного оцепенения, когда мир начинает отдельно вращаться, избрав осью теюя, но с совершенно другой скоростью. Когда ты абсолютно точно знаешь, что вот прямо в этот момент сделал самый правильный, но самый ужаснейший из возможных выборов в этой жизни. И тебе от этого почему-то безмерно хорошо. Лишь волшебное слово вырывает Себастьяна из этого мысленного вакуума, но уже в виде своеобразной сверхновой.
- Теперь могу сказать, что это взаимно, - Моран улыбнулся шире, во все свои - как ни странно, все еще - тридцать два. - И в таком случае - надеюсь, что это абсолютно нелегально. Пробовали когда-нибудь писать официальный отчет о том, почему вы убили человека? - дотлевшая самостоятельно сигарета отправилась на пол, Себастьян встал из-за стола, распрямляя затекшую спину и "добивая" никотиновую палочку казеным кроссовком.
- И да, Джеймс, поверьте старому солдату - имя очень много говорит само по себе, - Мориарти ли этого не знать? Если он читал досье, то наверняка уже в курсе, как Себастьяна прозвали те, кто его знал. - Когда меня выпустят отсюда?